club4

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » club4 » Тестовый форум » бесполезность


бесполезность

Сообщений 31 страница 41 из 41

31

опять самолюбовался...

Характер у неё был тяжёлый, можно сказать не сносный. Она не могла терпеть никого кроме моего отца. И это была настоящая любовь. Чувство которое пронесла через всю жизнь.
Имя этого существа - Алька. Японский пинчер – по крайней мере, так считал отец, проверять мне как - то не пришло в голову. Окрас чёрно - белый, скорее белый с чёрными пятнами. Маленькое несуразное тело на кривых коротких ножках. Вытянутая морда с постоянным злым оскалом и чёрными глазами полными ненависти. Наличие хвоста не осталось в памяти, то ли он был, то ли его не было. Передвигалась весьма комично, семеня ножками и скалясь по сторонам. Мерзко хрипя, Алька истерично лаяла на всех, будь то знакомый отца, случайный прохожий, просто ребёнок. Детей она не любила. И на то у ней были веские причины. В семье не любили обсуждать эту тему, передавали это как фамильную тайну. Собака в бытность щенком сильно пострадала от ребёнка. Это был маленький мальчик чуть не изуродовавший животное, играя с ним без присмотра родителей. Дети иногда не чувствуют чужой боли и не видят границ между насилием и бытом. Это случилось и с Алькой. Мальчик вскоре умер от рака. Оставив нам лишь воспоминания и слёзы. Это был мой далёкий родственник по отцовской линии. Мой единственный брат, с которым я чувствовал настоящее родство. Я был слишком мал и осознать необратимость его смерти не мог. Постоянно ждал, когда Вадик вернётся, от туда куда уехал. Но в жизни этого клубка шерсти он вызвал ярый протест и ненависть к детству. В нашей взрослой и вполне осознанной жизни мы часто делаем непростительно глупые и постыдные вещи, которых стыдимся и скрываем в тёмных чуланах наших душ. Здесь же детские поступки и игры,  имеем ли мы права судить..
Как и когда точно собаку отдали моему отцу я не знаю. Мои родители не были ещё в разводе, когда этот комок ненависти и визгливого психоза занял своё место в нашей жизни. Собственное детство связанное общением с отцом я помню в портрете его с собакой на руках в красном потёртом кресле с съехавшей полосатой накидкой. Тесная однокомнатная квартира пропахла Алькой до самых дальних угольков, до последней станицы огромной библиотеки, скрывшей от взглядов все стены комнаты. Казалось что даже самодельная антенна из кусков проволоки (папа постоянно слушал антисоветские голоса и концерты классической музыки), увивающей как плющ книжные полки и та излучала терпкий запах алькиной мочи. Беспорядок и подчас грязь отцовского жилища аппетитно подчёркивала это животное, вносившее ещё больший дискомфорт и неопрятность.  Спала она клубком в собственном кресле. Не хотя и зло удалялась, когда появлялись гости. Квартира была захламлена нотами, партитурами, журналами советскими и польскими (я так и не знаю – читает ли отец по польски), подборками работ Кукрыниксов,  пластинками, бобинами, всевозможными скульптурами и безделушками, что дарили на гастролях. Была баночка от кофе с поломанными дирижерскими палочками. Стальная пыльная фигура вздыбленного коня. Поделки из меха оленя. Всё это умело подчеркивала лоснящаяся собачья шерсть. Аромат жилища состоял из резких характерных запахов крепкого кофе, ржавой сантехники, вечной пыли и запаха Альки. Они питались одним, разве что кофе она не пила Она была не отъемлемой частью этой квартиры, этого образа жизни, моих детских воспоминаний об отце. Не удивительно что, папа не смог долго прожить там без неё и покинул этот дом и город.
Мерзкий характер, словно истеричная женщина, до фанатизма влюблённая и не желающая делить любимого не с кем, изводящая себя и окружающих, сходящая с ума от злости из за того, что окружающие привыкли к её психозам и не реагируют. Импульсивная со злобно пылающими угольками глаз. Она никого не слушала кроме него, и только его голос заставлял её дрожать, только его руки были достойны принять её объятья. Я так и помню - Алька на коленях отца лижет его небритые щёки трепеща всем своим несуразным тельцем. Короткошёрстая, она постоянно мёрзла на улице, трусцой преследуя хозяина, трясясь мелкой дрожью от пронизывающего северного ветра. 
Несколько раз она исчезала, как будто уходила в приступе очередной ревности. Отец тяжело переживал эти моменты, скучая и паникуя. Но всегда возвращалась грязная, худая, с глубокой болью в глазах. Возвращалась к нему на колени, к его шершавым щекам с терпким запахом интеллигентного холостяка. Он же боялся разлук с ней, не знал, кого попросить присмотреть за этим злобным зверьком во время частых и продолжительных гастролей. Большинство же его знакомых были люди весьма образованные и богатые духовно, что не позволяло им жить в спокойствии со своим внутренним миром и требовало постоянного адреналина в виде алкоголя. Няньки из них были совсем плохие. Её забывали кормить, выгуливать. Как то она родила мёртвого щенка запертая в квартире без воды, очередной знакомый просто забыл про неё. Он же был далеко на гастролях. Вернувшись, страдал вместе с ней.
Я помню, как выла Алька, когда отец играл на кларнете. Ежедневно он играл, ежедневно она выла от этих пронизывающих звуков. Порой я был готов в солидарность с ней завыть от этой мощи инструмента.. Вечером лежа на старом диване, накрыв ноги красным пледом, поставив горячую чашку на книжку рядом с собой на табуретку они смотрели маленький переносной чёрно белый телевизор, либо отец в наушниках щёлкал переключателем радио приёмника, собака лежала рядом прижавшись к нему спиной и свернувшись калачиком.  Лежала не шелохнувшись, терпя не удобства, лишь бы быть с ним.
Для меня Алька не делала исключений, я также ей был не приятен и всегда не кстати, как и все остальные. Только совсем маленьким грудником, со слов матери, я пользовался её благосклонностью и защитой. Но как только начал подрастать потерял её внимание. В те редкие и корыстные визиты к отцу после развода родителей, я даже побаивался её. Она скалила острые зубы, показывая чёрные дёсны, первый признак собачей злости. Испепеляла меня ненавидящим взглядом забравшись под диван. Иногда я ходил с ней гулять – либо она ходила со мной. Потому как особого внимание на мои команды и просьбы совершенно не воспринимала. Я относился к этому как необходимому ритуалу ради получения от родителя очередного денежного подарка. С безразличием относился к собачей злости, нудности папиных рассказов как к необходимому условию. Думаю, что этот мой ритуал разгадал и отец, часто заканчивающий беседу со мной фразой «Ну сколько тебе надо? Что за ерунду ты собрался купить в этот раз?». И был совершенно прав. Думаю, собака тоже всё понимала.
Я учился в техникуме, когда Алька умерла. Она умирала мучительно долго. Постепенно теряя жизнь. Взгляд её становился всё бесстрастней и отстранённей. Действительность становилась полностью безразличной. Еда и прогулки больше не интересовали. Она постепенно отпускала тепло от себя, прощаясь с нами и прежде всего с ним. Мне кажется, такой уход был полностью ею контролируем. Просто это был способ дать понять, что в этот раз она не вернётся, помочь смириться с её исчезновением. Постепенно растворяясь в бессилие, перестала есть, преодолеть пять этажей ради прогулки было возможно только на руках. Я в первый раз видел её покорную, позволяющую мне носить себя. Последние дни она перестала узнавать, смотрела затуманенным взглядом сквозь нас. Наверно тогда я понял, что вместе с ней уходит и моё детство, понял, что тоже люблю это маленькое истеричное существо.
Отец позвонил и сказал, что она умерла, попросил придти и похоронить тело в  городском парке рядом с его домом.  Мы пришли с другом, взяли совок для мусора в качестве лопаты, коробку с телом. Осенью земля в Воркуте твёрдая как камень. Вечная мерзлота жестокое испытание для домашнего совка и двух подростков. Но мы копали, копали по очереди, уступая друг другу нашу «лопату». Мы вырыли не глубокую могилу, пока совсем не отчаялись. В качестве ориентира вкопали палочку. Посчитали тротуарные плитки на параллельной дорожке. В надежде запомнить место. Летом парк зарос зеленью и найти нашу указательную палку мы не смогли.
Мой отец до сих пор жалеет что не нашёл в себе силы пойти с нами и со страхом спрашивает не выбросили ли мы тело в контейнер с мусором. Я всегда говорю правду, но боюсь, что он мне не верит.

Отредактировано JdR (2006-09-13 11:40:40)

0

32

Свётлые размывчатые блики сознания тихо вкрадываются в тёмное болото беспамятства, занимая всё больше места, тревожа и теребя испуганное существо, затаившееся в глубине. Густой туман цепко завладел. Невыносимой болью в затылке, отрывая голову от стола, с усилием размыкая глаза. Пространство кружиться вокруг. Слабое животное без желаний и воли. Сутулая фигура за столом в углу безлюдного бара. Съёжившись от пронизывающего организм холода, трясется над полупустым стаканом дешёвого алкоголя. Окостеневшие пальцы мёртвой хваткой до белизны суставов сжали прозрачный сосуд. Дрожь тела вызывает ряд мелких кругов на прозрачной глади. Запах пота и сильного похмелья.
Время не имеет смысла, пространство искривилось вокруг больного безразличия. Липкие волосы во рту и в глазах. Ржавый свет зари сквозь копоть витрин, красит кровавым тесное пространство заведения. Серые кружева сигаретного дыма складывают под потолком причудливый узор. Помещение с мерцающим светом и стойким запахом дешевого спиртного и мочи. Приглушённое шипение музыкального автомата. Снова и снова повторяется один и тот же отрывок песни. Никому нет до этого дела. Полупустой зал свидетель откровенного пьянства и падения.
Ещё глоток сужает горизонт до минимума. Огромная важность в этом глотке. Ради него всё это. Ради потери облика, ради мягкого пластилина похмелья. Чтобы потерять себя, забыть.
***
Скорость перемен вокруг растёт с каждым днём. Мир, пространство, мы меняемся, не оставляя шансов возвращения назад. Единым часом все, что мы пытались разрушить на протяжении всей истории, рухнуло. Одним стремительным рывком и из осколков прошлого уже нельзя ничего склеить, хотя бы отдалённо напоминающее прежнее.
Мы восприняли это как дар, как благость. Нам открыли ворота в рай, и мы стройной толпой побрели без оглядки назад. Выбросив все, чем жили, все пристрастия, любовь и привычки. Избавились от глянца, от фальши, от суррогата, от прошлого. Это было совершенно ненужным, обременительным грузом. Отреклись без лишнего сожаления. Новое есть единственно правильное. Собирая все чувства, эмоции в чёрные мусорные пластиковые мешки, отнесли их в баки, забитые мешками наших соседей, знакомых, бывших любимых.
Одним лёгким дуновением сметена система ценностей, иерархия. Правительства перестали существовать, страны канули. Власть ушла. Политика как старый радио приёмник была отправлена на помойку. Чиновники и военные сняли мундиры, потеряли ордена. Любовь была расшифрована и оказалась вполне простой химической формулой. Слабости и пристрастия перестали тревожить. Всё было обречено и не имело логического смысла. Человечество превратилось в школяра, зубрящего уроки день и ночь на пролёт. С каждым сделанным домашним заданием пропасть между новым и прошлым растёт. Новый рассвет несёт лишь задания, кипы не известных знаний. Каждую ночь до рези в глазах, читая учебники. И близким нет до нас дела, потому как они сами склонились над формулами и чертежами. Родителям безразличны их дети, любимые апатичны друг к другу – это лишь ненужная пена, позабытые вредные привычки. Все наши зависимости излечены. Женщины похоронили косметику и драгоценности, мужчины - оружие, спортивные машины, футбол. Нас больше волнует эффективность действий, их рациональность.
Учителя заботливы и мудры. Делят с нами свои безграничные знания, перекраивая наш мир в более удобный и понятный фасон, отрезая не нужные детали, служащие лишь фальшивым лоском. Их приход стал концом нас как цивилизации. Движение изначально было выбрано не правильно. Но пришествие было спасением от моментальной смерти. Мы убили среду – оружием, промышленностью, безрассудностью. Убили себя – наркотиками, ненавистью, ложью. Нам остались считанные секунды до конца. Наступило прозрение. Чудо. Мы были готовы умереть, раствориться, Смирились с неизбежной участью. Но следующий день настал и стал неожиданностью. Нам даровали спасение, не оставив альтернатив – возможность остаться в живых это последовать им.
Их существование всегда было гипотезой. Наши секретные службы изучали свидетельства посещения, копили крохи мусора оставшегося от их визитов. Всё было в закрытом доступе для избранных. И вот занавес пал. И сорвали его не мы. Нам уже и дела не было до них, мы считали секунды окончания собственного спектакля. Главные действующие лица в момент превратились в безликую массовку. Даже самый скромный монолог сейчас стал не досягаем. Реквизит старого спектакля был обсмеян и разрушен.
Амбиции, стремления теряли смысл. Многовековая культура оказалась тетрадкой в три листа по сравнению с многотомным багажом наставников. Постоянные проявления насилия и беспричинной жестокости, как повторение одной ошибки, врождённый дефект, требующий постороннего вмешательства. Детское безумие, выпавшее из внимания родителей. Но гам в детской вовремя услышали. Нас развели по углам и дали в руки азбуку. Склонив головы в молчаливом повиновении, мы начали повторять в слух.
Тратить время на изучение ошибок собственного пути нет смысла. Не эффективная потеря времени и сил. Основное усилие на понятие основ и необходимых догм. На осознании рациональности действий. На принятии единственно верного пути, его бескомпромиссности. Вся земля лекционный зал. Неизбежный поток знаний. Обучение без отрыва от производства, личной жизни. Мерцание мониторов и голос лекторов. Даже грязные городские общественные туалеты оборудовали телевизорами. Внутренний быт изменился. Каждый шаг несёт нам знание. Это экстернат. И дипломом его окончания станет продолжение спектакля, пусть даже и в новых декорациях, с изменённым сценарием и серьёзной ротацией труппы, билетом в жизнь.
На телевидении нет рекламы – есть перерывы сложных теорий на практические опыты, нет коммерческих каналов  - есть деление по степени освоения материала. Вечно забитые и униженные батаны, стали элитой, гордо взирая на остальных сквозь огромные безобразные очки с сильными диоптриями. Они смотрят самый сложный канал, их уровень знаний выше. Человечество перестало производить красивую одежду, вкусную еду, уступив место всему рациональному. Созданы фабрики по переработке парфюмерии. Оружие, книги, кино, картины брошены в ре-цикл. Нет больше мусора. Нет даже археологических остатков нашей многовековой ошибки. Всё с чистого листа, под диктовку преподавателя, склонившегося над наши плечами. Нет времени на такт и приличия. Максимально просто, снижая затраты на «ложное» общение, на передвижение, на личную жизнь. Полная оптимизация. Разумный подход во всём. Максимально думающее общество, без принуждений, без границ, без насилия. Старые богатства потеряли смысл. Пришла система ценностей, исключающая материальные плоды. Стройная, логичная система. Безапелляционное решение. Полная прогнозируемость будущего, отсутствие риска, отсутствие выбора.
***
Смятая пачка сигарет, как великая ценность. Больше нет марок «Camel», «Pall Mall», «LM», других. Найти табак безумно сложно, всё ушло в перепроизводство удобрений для сельского хозяйства. От того я очень нежно отношусь к каждой сигарете, к каждой затяжке. Бережливо рассчитываю каждую дозу никотина, каждый удар по собственным лёгким. Спиртное не имеет названия, марок, выдержки. Места, где оно есть, тают с каждым днём. Самое главное найти его наличие. Кучки отщепенцев, отвергающих даже ТВ каналы низкого уровня знаний, собираются здесь, делясь друг с другом как Божьим учением черно-белыми муками похмелья и цырозом лёгких.
Грязные, душные помещения, с пыльными мониторами на каждом столе. Мы выключаем звук. Привыкаем к виду диктора напротив себя. С каждым глотком сужаем пространство восприятия, пуская новую пулю в себя, совершаем безрассудное, не логичное медленное самоубийство. Закрывая себя в келье безысходности и не объяснимой депрессии. Отрезаем пути возможного спасения. Без объяснения причин, без предсмертного письма, без завещания. Да и к кому обращаться, все наши любимые и близкие мертвы - им дано исчерпывающее объяснение..
Выдыхая струю дыма в лицо безмолвного лектора, чокаюсь с экраном. Быстрым вдохом. Горячая ртуть бежит по венам. Вялость сознания, отстраненность от окружающего. Слабость приковала. Возможно, в этих действиях нет разума, но здесь мой выбор. Я разрушаю себя алкоголем, никотином, отказом от знаний. Моя альтернатива. И это – постепенная смерть.
Я замечаю, как редеет круг отверженных, замечаю, как кто то за соседним столиком включает громкость на мониторе. Ходят слухи что спиртное и сигареты это продукты ре-цикла с возможным фармацевтическим оздоравливающим воздействием на организм. Мне плевать! Это помещение редеет на моих глазах. Нет новых посетителей. Завсегдатаи перестали общаться, замкнувшись каждый в собственной борьбе с сознанием. Я с диким остервенением продолжаю медленно падать вниз. Пытаюсь набрать скорость с каждой порцией никотина и алкоголя. В отчаянье слоняюсь по чёрным подворотням города в поисках наркотиков, в поисках грязи и ненависти, грубости. В поисках зависимости и боли. Таких мест с каждым днём, с каждым часом становиться меньше.
Тесный зал, стол, на нём бутылка прозрачной жидкости, пепельница, забитая до краев бумажными трупами моих лёгких. Я  снова здесь, чувствую, как уверенность уходит из меня, как желание включить звук на мониторе роет меня изнутри. Замечаю что, достигая беспамятства, веду себя максимально рационально и определяя эффективность шагов. Нужен ещё глоток способный лишить меня действительности, увести прочь. Ещё один..

0

33

Поспешный стук колёс уносит прочь меня от этой истории. Всё произошедшее  становиться призрачным и мало реальным.

Род моих занятий предполагает частые командировки, много времени я провожу в поездах и самолётах. Вокзалы, аэропорты, зоны досмотра и билетные кассы не носят новизны для меня. Я не испытываю дорожного трепета перед поездкой. Совершенно обычно отношусь к смене часовых поясов и климатических условий. Мой багаж по спартански укомплектован  только самым необходимым. Ноутбук аккуратно входит в портфель с документами, который в свою очередь находит место в дорожной сумке, рядом с бардачком с зубной щёткой, бритвой, зарядкой для мобильного и одеколоном. Всё знает своё место, всё эргономично и определено долгим опытом моих поездок. Всегда смена нижнего белья, чистая рубашка, тёплый свитер и джинсы. Толстый кожаный ремень через плёчо, чтобы не давить и не резать плечо. Я готов сорваться с места и уехать в течении 15 – 30 минут. И эта готовность придаёт мне уверенность.

Очередная командировка, мой билет у меня в руках, взгляд на часы. Нужно бежать. Хватаю сумку и мчусь на площадь трёх вокзалов. Выскакиваю из метро напротив грязных вокзальных палаток. Проход сквозь привокзальные кассы и вот я на платформе Ленинградского. Оторопело смотрю на табло отправления и на свои часы. Я приехал на 2 часа раньше отправления. Глупый курьёз.
У меня предостаточно времени, чтобы побродить по территории Ярославского и Ленинградского вокзалов. Бесцельный маршрут, слабый интерес к окружающему. Монотонная серая толпа подмосковных жителей гулкой рванной массой заполняет пригородные направления. Время возвращаться с работы. Чёрные от гари, пахнущие поносом и рвотой бездомные дерутся за пол бутылки дешёвой водки, подаренной им грузным мужиком в серой потертой аляске и огромной мохнатой лисьей шапке. Апатичные милиционеры беззубо скалятся на танцующих пьяных женщин рядом с палаткой с музыкальными дисками. Продавец высунулся на половину из окна ларька и принимает от танцующих заказы на шансон, скалясь и подмигивая милиционерам. Уставший, испуганный подросток сидит поодаль на горе полосатых сумок, с опаской вертя головой в поисках отошедших родителей. Рядом тележки носильщиков, кинутые посреди площади, сотворили пробку для бегущих на поезд пассажиров. Носильщики сбоку травят на татарском анекдоты и громко показно смеются. 
Медленно бродя, останавливаюсь перед входом в метро «Комсомольская». Закуриваю. Невнятная топа гастрабайтеров колышется между входом в метро и Ленинградским вокзалом. Стреляя сигареты, призывно глядя на прохожих глазами побитых собак. Вокзальные проститутки, с синяками под глазами, порванными чулками на коленях в измазанных бесформенных нарядах предлагают гастройбайтерам и подвыпившим прохожим не дорогой оральный секс. Ларьки с шаурмой, чебуреками и жаренной курицей. Случайный рохожий роняет стопку книг в мартовскую лужу. Это вызывает всеобщий интерес вокзальной публики. Даже грязные беспризорники отрываются от кульков с клеем и с удовольствием ржут и громко комментируют происходящее.
Меня кто-то слабо касается за плечо. Это аккуратная молодая девушка Ладную фигуру подчёркивают дорогие джинсы в обтяжку, коротенькая рыжая кожаная курточка по пояс, отороченная мехом лисицы. Через плечо маленькая дамская сумочка, в руках перчатки. Пальцы ухожены, ногти длинные с лаком кремового цвета. Не яркая помада. Выразительные чёрные глаза. Ровные черты лица. Пряди белых волос из под вязанной шапочки в тон куртки.
- Привет, отдохнуть не желаете?
Приятный мягкий голос и столь неожиданный вопрос заводят меня в тупик, молчу.
- Не дорого, полторы за часик. – всё так же мягко стеллит она.
- Не знаю! Я не планировал. А где это возможно? – выдавливаю из себя.
Милая улыбка домашней проказницы следует мне в ответ.
- Здесь есть комната матери и ребёнка на вокзале. Ну, так что?
Я оторопело молчу, ответа внутри меня нет. Меня застали  врасплох и я раздосадован. Но интрига внутри. Я не верю в происходящее. Огромное сомнение внутри. С неподдельным интересом рассматриваю собеседницу. Она совсем не похожа на вокзальных. И совсем не похожа на проститутку. Молодая, красивая, статная, аккуратная. Пройди она мимо, я бы с завистью посмотрел ей в след, с сожалением вспоминая свой возраст. 
- Ну, так что? – повторяет она.
Решение срывается с моих губ вперёд моих мыслей.
- Окей! Пошли у меня есть ещё 1.5 часа до отхода поезда.
- Иди за мной.
Мы огибаем вход в метро, углубляясь внутрь вокзала. Я следую вслед за ней. Удивляясь своему столь быстрому решению и внутренним подозрением.
- Ты откуда? С Архангельска?
- Почему именно с Архангельска?
- Просто похож. Так откуда? Когда уезжаешь?
- Через полтора часа.
Специально опускаю ответ на первый вопрос. Инстинктивно понимаю, что в этом есть какой то смысл. Она ускоряет, мне приходиться тоже ускориться. Мы подходим к торговым палаткам посреди ярославского вокзала.
- Я куплю презервативы. Дай мне денег.
- Сколько?
- Рублей сто.
Достаю кошелёк, расстегиваю.
- Давай сразу и полторы, я тут отдам.  – говорит она и лёгким движением сама выхватывает купюры.
- Сейчас, я возьму. Подожди. – и вклинивается в очередь.
Я всё понимаю. И жду уже вполне прогнозируемого толчка в спину. Мужской бас кричит мне в ухо:
- Братан, уступи.
Меня оттесняют, от очереди. Сильным мужским плечом оттесняют назад, разворачивая, заставляют оглянутся. Всё понимая, улыбаюсь. Не реагируя на чужие обращения ко мне. Обретая инстинкт охотника, ныряю в вязкую толпу вслед за ней. Рыжая лиса её воротника юрко лавирует впереди и исчезает в проходе в магазин с мобильными телефонами. Отстаю на метра три. Открываю дверь и попадаю в затор с выходящими из палатки. Меня усиленно отпихивают с прохода. Понимая искусственность происходящего, распихиваю подставную очередь. Пробираюсь внутрь. В небольшом магазинчике ещё 2 выхода на улицу. Выхожу в ближайший. Я потерял её.
Закуриваю, отхожу от палаток к стене вокзала. Возможно, во мне живёт ещё идиотская надежда. Что это случайность, и она тоже ищет меня где то, бродя здесь вокруг. Медленно чувство обиды и внутреннего смеха настигает меня. Серая угрюмая вокзальная масса удивлённо смотрит  на глупо улыбающегося курильщика. Ведь вот так и жизнь изначально делает подозрительные сладкие предложения потом уносится от нас навсегда унося кошелёк, под предлогом – «за презервативами». Я не искал этой встречи,  подозревал не ладное сразу, просто из спортивного интереса согласился. Потерянные деньги не большая для меня сумма. Я совсем не жалел себя. Внутри загорается пламя интереса. Начинаю медленно кружить вдоль палаток. Вглядываюсь в лица прохожим , праздно стоящим у витрин с порнографией, пытаюсь отфильтровать постоянных здесь посетителей. Снова прохожу сквозь магазинчик с мобильными трубками. Поражаюсь, как же удобно он сделан для подобных предприятий. Полностью проходное помещение.  В моём распоряжении чуть больше часа.
Возвращаюсь к месту встречи с незнакомкой. Но на этот раз встаю чуть по одаль. Снова закуриваю. С нескрываемым интересом рассматриваю происходящее со стороны. Та же привычная толпа из вокзальных элементов и случайных прохожих. Постепенно, выделяю пару миловидных девушек, хорошо одетых, стоящих чуть в дали, с интересом рассматривающих прохожих. Одна отходит и направляется к неспешно идущему грузному пожилому кавказцу. Останавливает его за рукав и что-то тихо говорит. Мужчина удивлён, с интересом рассматривает девушку. Отвечает, улыбаясь рядом золотых зубов. Девушка застенчиво смеётся, кивком показывает на здание вокзала. Он смотрит на часы, задумчиво рассматривает оппонентку. Утвердительно кивает. Она берёт его под руку и ведёт в сторону здания вокзала, на встречу большому скоплению палаток. Теряю их из вида.
Понимаю, что совсем упустил её подругу. Чуть поодаль от общего входа в метро стоит небольшая группа мужчин, рядом с ними стоит она. Все смотрят на меня..
- Ты с Архангельска? – мужской голос у меня за спиной, принадлежит коренастому, крепкому мужику, лет сорока, в короткой черной кожаной куртке на искусственном меху, в чёрных вельветовых джинсах, новеньких кожаных ботинках на большой подошве. Из боковых карманов куртки виднеются аккуратно сложенные перчатки. Короткая причёска, черные волосы, седые виски. Колючий взгляд из од бровей. Не большой шрам над верхней губой, жёлтые зубы. Не покорная щетина. Есть в его лице знакомое, но что я ещё не понял.
- Ты с Архангельска? – повторяет. Отмечаю, что данный вопрос сегодня слишком банальный для меня.
- Тебе какое дело! – резко обрезаю я и отворачиваюсь.
- Похож просто.
- Вы диалоги хотя бы меняйте. Я ведь могу себе позволить требовать от вас большей фантазии. Так как билет на этот спектакль весьма дороговат. – грублю в ответ, показно не обращая на него никакого внимания.
- Какие то проблемы?
- У меня нет! А у тебя?
Моё хамство приводит его в некое замешательство. Я понимаю что, атакуя первый имею мнимое преимущество. Единственное мое оружие это загадочность и ледяной сухой тон, пренебрежение.
- С девушкой никаких проблем нет?
Разворачиваюсь к нему лицом, ухмыляюсь, струя сигаретного дыма в лицо (да, я знаю, что это значит!):
- Пока не было. Что можешь помочь? Новая услуга – экспресс помощь сексолога?
Он оторопело молчит, переминаясь с ноги на ногу. Он и я чувствуем внимание к себе со стороны компании мужчин и девушки. Они в метрах двести от нас. Стоят полукругом разглядывая меня, обсуждают. Мой собеседник утвердительно кивает им. Девушка отходит от мужчин и идёт снова к выходу из метро.
- Она не шлюха. Ты понял? Не мешай ей. Она сейчас придёт. Не подходит к ней. – неожиданная хрипота и отрывчатость фраз выдаёт его волнение. Это радует – значит не я один жутко напуган. Я испытываю сладкое чувство садизма и какое-то оторопелое заячье бесстрашие.
- Это угроза? – бросаю на половину выкуренную сигарилу ему в ноги.
- Предупреждение.
- Ты правильно рассчитал силы?
- Если бы я не был уверен я бы не подошел!
- Да? И на сколько ты уверен сейчас? – атакую.
- У нас здесь всё нормально. Не стоит с нами связываться! – в этом ответе я чувствую что заставил его защищаться. Мои колени готовы переломиться от страха по полам. Я прекрасно понимаю по лезвию, какого ножа я хожу в этом диалоге. Но отступать некуда.
- Я не спрашивал как у Вас дела! Я это знаю! -меня несёт а землю уносит из под ног.
Снова пауза. Он внимательно рассматривает меня. С удивлением концентрирует внимание на широком узле галстука у меня на шее, оглядывает мой плащ, смотрит на ботинки, на острые стрелки моих брюк, чёрную кожаную дорожную сумку через плечо. Пытается анализировать. Мне это на руку, не мешаю ему.
- Ну ты меня понял. Мы не хотим лишних проблем. – выдавливает нерешительно он и собирается уходить. Гадкое чувство пьянящей опасности, адреналин жгучим отливом покидает мои вены. В разочаровании организм обретает устойчивость. С приходом спокойствия, уходит чувство пропасти. Ну уж нет. Мозг работает быстрее чувства самосохранения.
- Проблем для тебя и твоей сестры? – предполагаю в слух. Он резко останавливается, разворачиваясь ко мне.
- Кто ты такой?
- Тебе что корочки показать? – у меня никогда не было никаких корочек.
- Нет, не надо. Ты мент?
- В твоей жизни только менты владеют корочками?
- Ты не похож на мента.
- И это не удивительно. Я не имею к данному ведомству никакого отношения.
Жгучее, сладкое чувство страха. Сейчас мы как два собутыльника обнялись вокруг стеклянного сосуда – нашего диалога. И не известно кто из нас пьянее у кого больше трясутся колени, кто больше глотает свежий воздух полным ртом, с надеждой хоть на секундную трезвость.
Достаю пачку своих сигарил. Я курю мало и только этот редкий табак. Мне нравиться его крепость и аромат. Беру себе, протягиваю оппоненту. Он с удивлением молча подхватывает одну из пачки. Достаёт зажигалку, мы прикуриваем. Делаем оба глубокую первую затяжку всеми лёгкими. Пытаясь скрыть свой страх в не спешном мужском курении. Густой дым синхронно выпускаем в морозный мартовский вечер.
- Я такие не курил. – тема про никотин спасительная соломинка для него, но я ему её не дам.
- У меня мало времени, давай покороче! – режу я.
Он сглатывает ещё одну затяжку и я замечаю как треснуться у него кончики пальцев. Замечаю я пляску своей сигарилы. Чтобы скрыть я перехватываю её в другую руку.
- Ты понял об чём идёт речь? – я не знаю сам куда ведёт меня этот разговор. Понимаю что, заведя собеседника в максимум неизвестного имею преимущество.
- Да, понял.  – отвечает он. Я заинтригован.
- Надеюсь, глупые вопросы не последуют? – мой тон холоден.
- Что вам нужно?
- Нам нужна информация. Улица не наша вотчина. Но мы стараемся держать контроль над всем. – моё восхищение собственной наглости, если бы я мог я бы расцеловал себя. – Я периодически буду появляться здесь. Не часто. Ты найдёшь способ держать меня в курсе всего, что происходит вокруг тебя.
- А если я откажусь? – танец сигарилы в его побелевших пальцах, на время приковывает мой взгляд. Он замечает это. Стыдливо выбрасывает сигарилу, прячет руки в карманы, при этом роняет в грязь перчатки, наступает на них.
- У тебя есть возможность почувствовать это «если» на себе и на сестре! – откуда эта гадкая жестокость во мне. Снова мерзкий мозг делает предположение – Она ведь единственное у тебя в жизни! Ты меня понял?
Я замечаю, как он постарел на моих глазах. Сутулый. Дрожь его не возможно унять. Несчастный вид растерянного мужчины. Мне жалко его, ужасаюсь собственной наглости. Но пути назад нет. Я не могу теперь рассмеяться ему в лицо и сказать что это красивый розыгрыш и что я всего лишь начальник отдела сбыта не большой конторы. Что даже в армии не служил. Я только что угрожал его семье и ему самому. Возможно он был бы счастлив услышав это, боюсь что моё счастье на этом бы прервалось.
- Я понял. Не надо мне угрожать.
- Я не угрожал. – ухмыльнулся я.
- Как мне держать с вами связь. – это «вы» подтвердило его крах. Мой дреной подвешенный язык – его требовалось бы вырвать! Он готов был избить меня в начале нашей встречи, готов был на многое. Сейчас он запуган.
- Когда ты не понадобишься я буду на этой площади. Ты мне должен передать информацию. Как напряги голову сам. При следующей встрече ты продумаешь и мне объяснишь. Я должен идти.
- Я не могу вернуть вам деньги.
- Какие деньги? – удивился я.
- Те, что Лена взяла у вас. – так выглядят размождёные об асфальт самоубийцы, что шагнули с десятого этажа в низ. 
- Глупость. Всё нормально. Мне нужен был повод. Мне пора. До встречи.
Я резко развернулся и твёрдым быстрым шагом направился в сторону Ленинградского вокзала. Не смотрел назад, не оборачивался. Просто удалялся от него всё дальше и дальше. С каждым шагом, с каждым моим вдохом тело становилось ватным. Расстояние в сто метров до дверей вокзала было равно всей моей жизни. Как можно быстрее скрыться из вида, уйти от свершенного,  от опасности.
До отправления осталось пятнадцать минут. Вскочив в поезд, я забился в углу купе. Вагон тронулся.

Следующая моя с ним встреча произошла через месяц. Спеша на поезд, я бежал по площади трёх вокзалов, когда он столкнулся со мной. Я совершенно забыл всё что случилось тогда, отогнав из памяти как случайный сон, как слабую ретушь. Всё было неожиданностью для меня.
- Не дадите сигаретку?
Я полез в карман, достал пачку протянул ему. Он осторожно взял одну, аккуратно положив на её место свёрнутый в трубочку листок. Поблагодарил и скрылся в толпе.
На листке был номер автоматической камеры хранения и код к ней. По возвращения из командировки на обратном пути я заглянул туда. Зелёная тетрадка с изображением Белоснежки одиноко прижалась к стенке камеры.

Раз в месяц я находил новые тетради внутри этой камеры, иногда там я находил номера новых камер и коды к ним. Он как опытный конспиратор менял места и коды.
Неровный почерк на листах в клеточку размашистой вязью. Тетрадки с Белоснежкой, Микки Маусом, роботами и Дональд Даком. Гелиевые ручки текли и оставляли кляксы. Отпечатки грязных пальцев и мятые листы свидетельствовали о весьма своеобразных местах, в которых были написаны эти строки. Бумага пахла дешевым табаком и старым грязным туалетом.  Иногда был запах спиртного и круглые отпечатки от бутылки на страницах.

Читая его тетради, я окунался в его жизнь. Растворялся в тяжёлом вокзальном воздухе. Становился его призраком. Смотрел вокруг его глазами. Он особо не волновался о стиле написания, орфографии и ошибках. Описывал каждый день, так как он есть без сравнений и пустых аллегорий. Каждый новый день дарил новые события, страдания, переживания. Обращения в этих трудах ко мне или к кому-либо не было. Это был дневник. Дневник по не воли. Ежедневный отпечаток его жизни. С каждой новой тетрадью, с каждым листом он становился зависим от этого. Ему было необходимо писать, изливать. Не знаю, таил ли он надежду на то, что получит понимание со стороны читателя, нужно ли было ему это – этого я не знаю. Он писал ежедневно, скрупулезно отображая каждый миг.
Постепенно я многое открыл о нём. Он и Лена его сестра приехали из маленькой шахтёрской деревни Тульской области. Мать умерла, когда Лене было три года. Отец лишился левой руки на шахте, вышел на пенсию по инвалидности и запил. Как-то пьяный уснул в механическом цеху на шахте среди склада огромных механизмов, где и был придавлен на смерть ротором от горного комбайна. Олег (это его имя) тогда только вернулся из армии, сестре было семь. Ещё два года до закрытия шахты он работал слесарем на участке отца. Потом распад страны, закрытие шахты, нищета. Он рано женился, на девушке из своего класса. Пока он днями и ночами с другими сельчанами выкорчевывал из земли метал, воровал провода, искал цвет мет, жена села на иглу, начала бить маленькую Лену. Однажды она ушла в соседнее село за дозой и не вернулась. Говорили разное, что у цыган торговцев героином была перестрелка и жена погибла, кто-то видел, как она садилась в кабину КамАЗа к дальнобойщикам. Олег искать её не стал.
Он много колесил по Тульской и Орловской области. Лена всегда была с ним. Маленький цветок, на который он молился.  Девочка росла красивой и тихой. Нежно прижавшись к груди брата, чинила вечерами его одежду, готовила ужин, убиралась в доме. Учиться она бросила в седьмом классе, да и не было возможности. Они постоянно меняли места. Олегу не удавалось найти нормальную работу, он бросался в погоню за каждым червонцем.
Лена выросла и эту работу в Москве нашла именно она. Случайный знакомый увидел в бедно одетой девочке мягкую обворожительную красоту, способную кружить людям голову и подчинять своим желаниям. Ей сделали предложение. Хорошее предложение. Олег поехал с ней. Он просто умолял взять его на вокзал. Ему дали испытание. От туда он вернулся весь в крови и ссадинах, с поломанными рёбрами, но его взяли. Он охранял Лену и ещё двух девочек от возможных стычек с клиентами, проститутками, милицией, играл роль неожиданной пробки в дверях, отвлекал внимание. Его неуклюжесть не позволяла ему участвовать в серьёзных делах. Он всегда был на нижнем уровне. Лена была талантлива и была уважаема в этой среде. Она умела быть внезапной, чувствуя момент. Это было очень важно.
Олег пытался передать иерархию внутри вокзальной жизни. Но его ниша была настолько мала, что-то, что он видел и осознавал, было лишь маленьким краешком айсберга. Возможно, Лена знала и понимала больше, но не старалась делиться этим с братом, оберегая его от не нужной ему информации. Олег был примитивен в суждениях и подчас делал глупые ошибки. Ему их прощали из за Лены. Она по истине была золотым дном. Чувствовала клиента, чувствовала его настрой, знала, что сказать и когда. Всегда исключительно правильно выбирала линию поведения. У неё были значительные связи и серьёзное понимание на вокзалах. Милиция и та относилась к ней уважительно, никогда не грубя ей и не отпуская в её адрес пошлостей. Наверное много объяснялось тем что она встречалась с значительным человеком в их круге. Возможно этим.
Жили они в Подмосковье. Снимали пол дома в не большом посёлке. Иногда у них жила Света. Тридцатилетняя проститутка с Казанского вокзала. Света была чем-то похожа на его бывшую жену. Она пропила свою квартиру в Москве и жила у старенькой мамы. Её жизнь это было самое дно, ниже был только ил. Но Олег жалел её, брал к себе, отмывал, кормил. Утром Светлана обычно воровала у него деньги и снова исчезала на бескрайних просторах российской железной дороги. Лена злилась на брата. Объясняла всю бесполезность его действий. Но покорно помогала ему кормить и мыть её.
Олег совершенно не уделял внимания деталям вне собственного мира и поэтому тетради содержали биографические подробности его мира. Его трет, страх за Лену, боль и унижение, ненависть, жалость к Светлане. Если бы он правда был агентом – то был бы совершенно бесполезен. Его домыслы и предположения были примитивны. Посвящёность в тайны ремесла крайне низкая. Аналитичность отчётов отсутствует. Особой ценности для фискальных служб он не имел.

Меня захватило чтение тетрадей. Я ждал обозначенной даты и бежал в камеру за новой порцией чужой жизни. Я начал полностью разбирать его подчерк, чувствовать места где он пишет. Вот он заперся в кабинке вокзального мужского туалета и с горечью записывает свои переживания и обиды. Вот он в доме рядом со спящей Светланой изливает собственную ностальгию и жалость. Вот он сидит перед окном в ожидании Лены и пишет о своей нежности к сестре о её поразительном сходстве с матерью.
Камера опустела. Тетрадей больше нет. Я не могу найти объяснений. Я ещё долго ходил проверял камеру. На площади ни Олега, ни Лены не было.

Через пол года я случайно по дороге из командировки встретил Свету. Я сразу понял, что это она. Олег очень красочно описал её. Мы шли к машине с сотрудниками, а она скандалила перед ларьком с шаурмой. К изумлению своих сослуживцев я их оставил и направился к ней. Моё пристрастие к вокзальным проституткам ещё долго будут обсуждать у меня за спиной.
Света согласилась на ужин с водкой в ближайшем заведении. Широко рассевшись за столом, она первым делом поведала мне какой королевский минет меня ждёт. Да сделала это так громко, что мне посочувствовало всё кафе. Я очень боялся что жгучая жажда спиртного сделает из неё бесполезного собеседника. На мой вопрос знает ли она Олега и Лену. Она подозрительно на меня посмотрела. Я утешил её тем что с Олегом знаком по Туле. С подозрением она оценила мой костюм. Я был готов вылить на себя банку кетчупа и изваляться в её обьятиях, ради её уверенности во мне.
- Ну и пидарас у тебя знакомый! – заорала опять во весь голос она, посетители сново оценили меня, но уже с меньшим сочувствием.
- Ленка его, клиента развела крутого. Да даже не сама у ней подружка подвалила к этому фраеру а он на Ленку кивнул. Типа, бля она ему нужна. А ты что не пьёшь, пидарок?
Пришлось поддержать своё новое звание и выпить.
- Ну как всегда она от него съебла, а он фраер не простой был. На следующий день с громилами на вокзал пожаловал. Ленку те в машину запихали. А с местными все договорились. Мол пусть отрабатывает кидняк по полной. Вокзальные поняли с кем дело имеют. Лишь этот пидарас за курву свою в драку полез. Брательник её. А я вот так считаю, что не хуй! Пусть с наше попробуют! А то только клиентов отбивали, суки! Ты пей давай!
Жуткая палёная водка еле лезла в горло, Света отказалась покупать нормальную.
- Этот пидар начал кричать что всех сдаст и что давно стучит уже мол! Что мол под защитой! Тетрадку какую то вытащил! Ленку увезли, а его другана твоего гнойного. Опоили чем то и под поезд бросили. Ленку я так больше не видела, да и ну её на хуй, курву!
Я выскочил на улицу, меня рвало…

0

34

прям и не знай чо сказать...

0

35

а чо?

0

36

ну вот незнай чо...

0

37

чо хуйово?

0

38

просто зная тебя... непонятно где кончаеца твоя реальная история и начинаеца вымысел...

и негатиф в конце вдвойне давит предполагая что если эта истори я вправду была.... и была до конца..

еси абстрагироваца... то должно быть наверна другое ощущение...
но млин оконцовку полюбому нада доделывать. просто "меня рвало" - этого мало.. нужно хоть какие-то мысли чтоль свои добавить... может чо про Архангельск замутить... ну незнай.. слижком быстрая развязка..

кста, прикол! рассказ начинаеца прям как в бойцовском клубе! прям вот очень похоже!
но потом правда уже аналогий абсолютно не возникает..

а вообще, неащот хуево или пиздато, могу сказать - читать было интересно!)

ЗЫ кстати, я не прочитал твое предыдущие творение... надоб на досуге осилить...

Отредактировано Pan (2007-03-07 13:09:07)

0

39

писал в поезде...по дороге из Питера в Москву..время заканчивалось...
заметь первый раз возникли диалоги))
расскажи как предыдущая тебе?

Отредактировано JdR (2007-03-07 16:15:03)

0

40

Прочитал таки. Далее IMHO, разумеется ...

Про собачку - лучшее из всего. Очень понравилось. Просто супер!

Остальное гораздо меньше. Еще мешает личное знание автора. При описании командировачных сборов - после фразы типа мой "ноутбук аккуратно входит в портфель с документами ..." ржал как ненормальный.  :D Оч смешно.

В средней части я не согласен с посылками - можно цепляться через слово ...

0

41

не надо всё ко мне примерять...не надо

0


Вы здесь » club4 » Тестовый форум » бесполезность